Никаких живых мужчин

В прокат выходит «Возвращение» Педро Альмодовара — фильм, где со смертью, своей и чужой, разбираются только женщины.

«Возвращение» — свежий фильм Педро Альмодовара, в оригинале называется «Volver», но кажется, что никакой это не вольвер, а просто какой-то револьвер. Чередой выстрелов возвращаются на экран все и вся. После тухлого «Дурного воспитания» нам возвращается привычный, бодрый кинематограф Альмодовара, актриса Кармен Маура — в кинематографе Альмодовара грудастая итальянская дива эпохи неореализма — вернется в виде испанки Пенелопы Крус. А также вернется призрак сгоревшей заживо матери главной героини. Из старых испанских шкафов посыпятся не только скелеты, но и вылезет вполне бодрый призрак, привычно пукающий и отрастивший длинные седые космы. Да, впрочем, и это еще не все.

Фильм начинается с прелестного весеннего утра на кладбище, где под веселую песню женщины намывают и начищают надгробные плиты своих мужей. С первых кадров режиссер впускает в фильм главную героиню «Возвращения».

И это на самом деле никакая не Крус с высокой прической, а просто сама сеньора Смерть.

Посетив могилу сгоревших в пожаре родителей, Раймунда (Крус), ее дочка Паула (Кобо) и ее сестра Соле (Дуэньяс) едут навестить тетю Паулу, слепую как крот, милейшую старушку. В комнате наверху у тетки стоит почему-то велотренажер, а родственниц она потчует свежайшими домашними вафлями, которые уж никак не может испечь. Кто крутит педали? Кто печет? Ну да, главная героиня, которая не замедлит явиться в образе призрака той самой заживо сгоревшей в пожаре Ирен (Маура), матери Раймунды.

Пока Раймунде будет недосуг вникать в дело появления мамы — ее проблемы глубже. Дочь-подросток подросла настолько, что ее обтянутые розовыми лосинами прелести привлекут папашино внимание, и она, не дожидаясь изнасилования, пырнет его ножом до смерти. У Раймунды не найдется под руками подходящего испанского шкафа, и труп придется до лучших времен запихнуть в холодильник, стоящий в соседнем ресторанчике, который бедной женщине поручили посторожить.

Никаких живых мужчин.

Никаких — в этом мире кратких и зычных истерик, привычных психоделических обоев с взбесившимися цветами, вязаных старушечьих кофточек, из которых торчат софи-лореновские груди, красных холодильников, в которых можно хранить трупы. В этом мире смачных поцелуев, которыми осыпают друг друга женщины при встречах, прощании и примирении после истерик.

Альмодовар препоручает женщинам и только им по-деловому разбираться со смертью, своей и чужой. Как рой мух жужжат соседки в черном на похоронах тетушки Паулы, и устрашающие поцелуи звучат из каждого угла экрана. Чмок-чмок — такая круговая порука. Тетка всегда поймет тетку. Одолжит колбасы, поможет закопать мужа, впустит в дом, даже если вы давно мертвы.

«Женщины куда мягче мужчин», — Альмодовар, наверное, немного кривит душой.

Его женщины куда практичней. Защищаясь дымовой завесой вечного нервного срыва и мельтешения, они делают дела. Пока мужчин косит вечный восточный ветер безумия, им остается только решать проблемы. Любо-дорого посмотреть, как, охнув при виде зарезанного Пако, Раймунда тут же начнет закидывать его кровь бумажными полотенцами и замывать шваброй. И как красива эта темная мужская кровь на каменном полу. Ничуть ведь не хуже, чем безумные цветы на обоях, только исчезает куда быстрее.

Кто они, эти мужчины?

Декоративное, эгоистичное зло — вот кто. Как дети, готовы на все ради прихоти. Женщина готова на все ради здравого смысла, 300 евро в день и благополучия своих детей.

Но, разумеется, и это далеко не все, что предложит зрителю этот толстый кудрявый мальчик 54 лет отроду. Испания — бедное, мягкое и еще достаточно мрачное подбрюшье Европы, где люди не забыли, что такое по-настоящему бояться. Где еще любят это делать. До Альмодовара очень хорошо боялся Бунюэль — пауков, отца, некоторых женщин и еще кое-чего, но это были другие времена. И Альмодовар, как всякий хороший режиссер, умеет бояться до такого самозабвения, что в страхе своем идет по-настоящему далеко. Похоронив несколько лет назад свою обожаемую мать, и не уставая ее оплакивать, он со всей жестокостью согласен спуститься за ней в Аид, чтобы потом напечь из своего горя побольше теплых, вкусных фильмов. Он хватает смерть за ее устрашающие тряпки, он разматывает их и срывает, потому что за ними он хочет увидеть что? Ну, жизнь, конечно, жизнь продолжающуюся. И никакого магического реализма в итоге, никакого дыхания мистики. Женщины окажутся практичными настолько, что сами вообще откажутся умирать.

«Возвращение» — витаминный укол в сознание зрителя, тарелка горячего супа больному. Именно такой суп нальют перед похоронами тетки сестре Соле. Утрата-утратой, но всегда необходимо вовремя подкрепиться. Удивительная вещь — поминки. Пока женщины отвечают на мероприятии за еду и слезы — все пройдет как надо.

Валя Котик, Газета.Ru, 6 июля 2006