Про уродов и совок

Скандальный фильм Балабанова «Груз 200» представляет собой мизантропические фантазии в советских декорациях.

1984-й, бравый молодец Валера в майке с надписью «СССР» и с бутылкой коньяка наперевес отправляется на дискотеку, где знакомится с дочкой секретаря райкома. После долгих уговоров он везет ее куда-то в деревенскую глушь — в дом к своему знакомому продавцу самогона Алексею (Алексей Серебряков). Там, моментально забыв про красотку, герой напивается и засыпает. На девушку тут же объявляются претенденты — хозяин дома Алексей, который, впрочем, тоже мертвецки пьян и вскоре отрубается, и маниакального вида милиционер Журов (Алексей Полунян). С непроницаемым, ничего не выражающим лицом, Журов убивает ненужного свидетеля — еще одного обитателя дома вьетнамца Суньку, — затем насилует девушку бутылкой, и приковывает наручниками к мотоциклу. После чего везет ее к себе в родной город Ленинск, в квартиру, где проживает с сумасшедшей мамашей.

Снятый в духе чернушного реализма, «Груз 200» начинается довольно комично. Самогонщик Алексей пытается выяснить у заезжего профессора кафедры научного коммунизма, есть ли Бог и душа (причем, этот разговор мучительно напоминает ударный монолог из «Брата-2»: «Вот скажи мне, американец, в чем сила, — разве в деньгах?»). Однако с каждой минутой чернуха стремительно набирает обороты, и в последних кадрах достигает апогея: плачущая голая героиня лежит прикованная к кровати, рядом с ней — два трупа, по которым ползают мухи, а сидящий на стуле Журов флегматично зачитывает девушке письма ее погибшего на фронте жениха.

Однако насилие в фильме весьма условно. Ужасны не столько Журов и его зверства, сколько эпоха, порождающая подобных монстров, и тотальное равнодушие, в свою очередь, благодаря которому, возможно существование такой эпохи. Балабанов скрупулезно и холодно конструирует ее, собирая из «кодовых» деталей: пиво в трехлитровых банках, группа «ДК», молодые «Песняры» по телевизору, индустриальный совковый Ленинск. Впрочем, сама эпоха тоже насквозь условна, Балабанов намеренно допускает ряд ошибок: это и пресловутая, непредставимая в то время, майка «СССР», и невозможный в 84-м году концерт «Кино», и масса других мелочей. Более того, точно обозначив титрами год, Балабанов прямо отсылает к «1984» Оруэлла, к правдоподобной, но все же выдуманной реальности антиутопии.

Понятно, что эта реальность больше чем просто советская: подобный сюжет гармонично вписался бы и в современный контекст. Собственно обвинения в русофобстве и ореол скандала вокруг «Груза 200» появились не потому, что фильм излишне чернит Советский Союз, — балабановский квазисовок пугающе мало отличается от современной России. Действительно, «Груз 200» вовсе не антисоветское кино, но оно также и не антироссийское. В сущности, Балабанов уже снимал нечто похожее — «Про уродов и людей», да только те его герои жили в абстрактное время и в абстрактном месте. Но, перенеся свои мизантропические размышления об уродливости человеческой сущности в провокационный, слишком похожий на советско-российский контекст, Балабанов перешел от вымышленной дистопии к реальности, и, тем самым, осознанно породил скандал.

Среди беспросветного хаоса в «Грузе 200» мелькают время от времени купола, а уставший от собственной бездушности преподаватель научного коммунизма находит успокоение в церкви. Но у Балабанова — это не патетичная соборность Михалкова, — сияющий крестик, которым заканчивается «Неоконченная пьеса для механического пианино». Религиозность — лишь альтернатива советской доктрине, она приходит на смену потихоньку рушащейся советской власти, стремясь заполнить никуда не девшуюся душевную пустоту.

Парадокс в том, что человеконенавистническое кино Балабанова, в котором Россия — столь же условное место действия, что и США у Триера в «Мандерлае» и «Догвилле», приобрело видимость актуального социо-политического жеста. Наша действительность такова, что балабановская провокационная условность правдивее, чем реальность «Жары» и «Питер-FM». Сам же Балабанов в очередной раз проявил себя как гениальный манипулятор, умеющий надавить на правильные болевые точки. Одновременно называемый за свои фильмы русофобом и русофилом, народный и арт-хаусный режиссер, он лишь продолжает экспериментировать над аудиторией, снимая то интеллектуальное кино, то блокбастеры, то молодежную мелодраму, то — злободневный шокирующий «Груз 200».

Дарья Горячева, Киноанонс, 23 июня 2007